Утром меня повели на заклание.

То есть готовиться к венчанию.

Два часа меня заставили откисать в бадье с такой горячей водой, что я едва не сварилась. Потом долго терли шершавыми мочалками и деревянными скребками, разминали кожу и умащивали ароматными маслами. Я поняла, что чувствует бедная свинка перед тем, как превратиться в жаркое для королевского стола. Еще бы яблоко в зубы всунули для полного сходства и пучок петрушки под хвост!

Мои волосы тоже пострадали. Густой гребень нещадно их рвал, выдирая пучки. А потом горячие щипцы, обжигая кожу, превращали пряди в упругие локоны. Я сидела с покрасневшими от слез глазами и проклинала служанок, слишком рьяно взявшихся делать из меня “красавицу”. Было бы для кого!

Отмытая до скрипа, причесанная и облаченная в полупрозрачную нижнюю сорочку я наконец смогла посмотреть на себя в зеркало, и мое горло сжалось от боли.

— Ну же, улыбнись! — рядом встала мама. — Что ты как на похороны собралась.

— Чем эта свадьба лучше похорон? — буркнула я.

Она вздохнула:

— Хватит, Алесса, ты же понимаешь, отец не откажется от данного слова. Просто смирись и сразу увидишь, что даже в твоем положении есть свои плюсы.

— В моем положении? — я хмыкнула, отрывая взгляд от своего отражения, и посмотрела на мать. — Правда? И какие же?

— Я вчера говорила. Твой жених баснословно богат, он правая рука короля, командующий армией и Первый лорд королевства. Представь, сколько девушек на выданье могут только мечтать о такой партии? А тебе все это на блюдечке принесли. Так что бери и не морщись!

Я отвернулась. Продолжать разговор было бессмысленно.

Мама тоже это поняла, потому что крикнула служанкам:

— Несите платье! Пора ее одевать.

Когда моя мама стала такой жестокой? Ладно отец, он никогда не проявлял особой любви к своим детям, особенно к нам с Амандой — двум старшим дочерям, которые должны были родится мальчиками и унаследовать состояние.

Правда, теперь наследовать нечего. Новый король все отобрал за прошлые грехи. А теперь отбирает и то, что принадлежит мне по праву рождения — мою свободу и будущее.

Я молча позволила облачить себя в пышное белое платье. Оно было очень красивым — узкая талия, много кружев и драпировок, лиф расшит белым жемчугом. К платью полагались свадебные украшения, присланные женихом: тиара, два широких наруча с гравировкой и ожерелье из плотных круглых бусин в три ряда.

— Ох, да им же лет пятьсот как минимум! — у мамы загорелись глаза, когда она открыла большой, окованный серебром ларец. — Посмотри, Алесса, сейчас такое уже не делают!
Я пожала плечами.

Мама подождала, пока служанки закрепят фату, и водрузила тиару мне на голову. Серебряный обруч оказался тяжелым и неудобным. Затем надела мне наручи. Они обожгли холодом мои руки. Последним застегнула ожерелье. Оно обхватило мою шею плотным кольцом, сдавило так, что стало трудно дышать. А может, мне все показалось, потому что через пару вдохов это ощущение прошло.

— Какая же ты красавица! — мама смахнула с ресниц умильную слезу. — Остался последний штрих! Где пелерина?

Вопрос был адресован горничным.

Мне на плечи опустился белый мех — мягкий и легкий, как лебединый пух. Это был подарок от короля, которого в нашем доме однажды предали. Своей щедростью его величество Йондер Третий дал понять, что не потерпит отказа. Альтернативы у моего брака не было. Король, которого прежде прозвали Нежным за любовь к цветам и пению, уже доказал, что может быть очень жестоким.

— А ручки сюда спрячешь, если замерзнут, — мама всунула мне белую пушистую муфту.

Я равнодушно взяла ее и прижала к груди.

Все, что сейчас было на мне надето, начиная от шелкового белья и заканчивая это муфтой — все было чужим. Мне предстояло выйти из отчего дома и не взять с собой ни одной своей нитки. В доме мужа у меня ничего своего не будет.

Хотя нет, кое-что я все-таки заберу!

— Ну все, — засуетилась мама, — пора выходить.

— Подожди, можно я на минутку загляну в свою комнату?

— Зачем? — удивилась она. — Хочешь что-то взять? Но там нет ничего ценного…

— Я знаю. Хочу просто… в последний раз войти в свою комнату.

Мама окинула меня цепким взглядом:

— И не собираешься сбежать?

— В этом? — я развела руками, демонстрируя широченный кринолин, который с трудом пролезал в двери.

— И то правда. Ладно, иди.

Меня собирали в мамином будуаре — некогда это была большая, светлая и красивая комната, украшенная бархатными портьерами, картинами известных художников и живыми цветами. Цветы стояли везде — на подоконниках, на этажерках, на столах, на полу… Мама их очень любила и каждый день заказывала по десять корзин дорогих лилий и роз.

Но все закончилось год назад, когда вернулся законный король, а мой отец потерял пост в министерстве. Теперь в будуаре осталась лишь потертая мебель, все остальное пошло с молотка.

В моей комнате обстановка была еще хуже: стол, кровать и комод. Единственной моей радостью и развлечением последнее время было высокое окно, выходившее на северо-восток. С начала осени я каждый вечер закутывалась в плед, садилась на широкий подоконник, держа в руках чашку горячего чая, и долго наблюдала за луной.

Вот и сейчас, войдя в свою комнату, я подошла к окну. Внизу серебрился снег. Он пушистым ковром укрывал двор, забор и ветки деревьев. Вместо луны на небе сияло яркое декабрьское солнце…

“Точно! — внезапно вспомнила я. — Сегодня же первое декабря! Начало зимы…”
И начало моей новой жизни.

Рука сама потянулась к ожерелью. Я прикоснулась к нему, мечтая сорвать, потом вздохнула и развернулась к дверям. Но, прежде чем выйти, захватила с собой книгу сказок.

Это будет моя единственная личная вещь, которую я принесу с собой в дом мужа.